Эскиз философии разговора
Разговор
Человек обнаруживает себя в мире. Пойдя по пути сведения мира к миру вещей – совокупности объектов, он использует язык как знаковую систему, создавая описания вещей как указателей на сами вещи, их репрезентацию. Определение вещи есть перечисление того, «что» есть эта вещь. Это определение возникает как обнаружение невозможности прямого (бессловесного) указания на вещь в разговоре. Мне нужно сказать собеседнику «стол», когда никакого стола рядом нет, чтобы он меня понял.
Если у чего-то нет определения, нет ответа на вопрос «что это» – то этого не существует. Реальность вещи в объктном мире обретается ее определением.
Определения образуют общую для способных понять друг друга людей реальность. Реальность для них есть «очевидная» модель реальности. Она «очевидна» поскольку каждый из собеседников имел более или менее похожий опыт вещей, о которых они говорят, и они не обнаруживают поводов усомниться в интерпретации этого опыта.
Но эта «реальность» не существует сама по себе, она не дана человеку как нечто само собой разумеющееся. Обнаруживая себя в мире, человек обнаруживает свое незнание мира. Взрослый человек может скрыть свое незнание ярлыком приключения, нового опыта или безразличия. Но маленький человек, только появившийся на свет, еще не имеющий в своем словарном запасе концептов достаточно объемных, чтобы закрыться от обнаружения своего незнания – испытывает ужас.
Ужас есть переживание близости ничто, то есть отсуствия «чего-то». Эту же близость ничто человек иногда испытывает при мысли о своем отсутствии – например при мысли о смерти. С целью прикрыть обнаруженное ничто, закрыться от него, человек начинает говорить – окружать себя вещами, на которые он может опереться в океане неизвестности бытия. Разговор есть начало мира.
Идентичность
Мир упорядочивается разумом. Человек способен познавать мир и прогнозировать его, а следовательно – управлять им, делать его предсказуемым. То, что способствует предсказуемости мира определяется как «объективное». «Объективный мир» – есть максимально предсказуемая модель реальности.
«Объективному миру» противопоставлен «субъективный мир» – внутренний мир человека, состоящий из детских травм, когниктивных ошибок, заблуждений и ложных надежд. Он, в ввиду своей «искаженности», нуждается в стерильном, чистом от личных переживаний и мнений «языке объектов». Такой язык человеку способен предоставить объектно-ориентированный подход.
Чтобы вещь существовала в «объективной» модели – у нее должны быть составляющие ее части. Абстрактная вещь, «вещь вообще» – это совокупность ее отличительных свойств. «Объективный мир» стремится к определению всех конкретных, а не абстрактных вещей. Идентичность – это совокупность отличительных свойств/качеств/особенностей конкретной вещи; ответ на вопрос «что есть эта конкретная вещь?».
Перекладывая объектно-ориентированный подход на себя и других людей, человек обнаруживает необходимость ответа на вопрос «что есть я?». Он пытается определить себя через идентичность – совокупность своих свойств или сумму своих частей, отождествив себя с ними – через свое тело, свои умения и ресурсы; через причастность к коллективным идентичностям: полу, расе, национальности, профессии, политичиескому течению, культуре, религии, дискурсу и другим группам и общностям. Но всякий раз обнаруживает недосказанность, незавершенную определенность, которая заставляет его перебирать новые свойства в попытке узнать себя.
Эта же неизвестность в отношении себя порождает тревогу при взаимодействии с другими – видя в них свой образ и зная о своей неопределенности, он перекладывает это на них и их поведение становится для него непредсказуемым.
Пытаясь обнаружить эту неопределенность, объяснить ее, человек редуцирует себя до своих частей. Он получает ответ: человек – это комплексное био-социальное существо, которое из невозможности справиться с натиском неизвестности рассказывает себе истории. Таинственность собственной неопределенности, создававшей сакральное отношение к человеческому образу улетучивается, вместе с возможностью придать своей жизни смысл больший, чем эффективное выживание и получение удовольствия.
Сведя мир до совокупности объектов, человек не обнаруживает себе в нем места. Мир объектов выталкивает человека за свои пределы. Он искал себя в ответе на вопрос «что он есть?» и не обнаружил. Точнее он обнаружил свое отстутвие: наиболее последовательный ответ на вопрос «что я есть?» – ничто.
Мы могли бы удовлетворится этим ответом, как это делают в буддизме – перестать испытывать ужас, всмотреться в ничто и признать это за последнюю реальность. Но быть может, человек просто неверно задал вопрос? Он искал себя среди вещей, но что если исходить из позиции абсолютной инаковости человека миру – исходить из того, что человек – это не «что»?
Другой и другой
Человек – социальное существо. Даже предполагая возможность существования человека вне общества («маугли»), мы не можем не учитывать первый социальный контакт человека с другим человеком – с матерью. Этот контакт отпечатывается в структуре человеческого сознания – мы назовем эту структуру понятием «Другой».
«Другой» служит интерфейсом взаимодействия с другими людьми. Легче всего это представить в виде тантамарески – формы или силуэта с отверстием для головы, в который разные люди подставляют свои лица при взаимодействии с наблюдателем. Это взаимодействие не подразумевает сам процесс физического взаимодействия, но мыслительную операцию обращения внимания к кому-то отличному от себя, к «не-Я».
Для дальнейшего размышления, нам необходимо различение «другого» с маленькой буквы и «Другого» с большой, хотя «локально» они и находятся в одном месте.
Маленький «другой» – это мои представления о другом человеке, сформированные через призму моих желаний и ожиданий от него; в результате чего, это скорее мое отражение, копия или двойник. Самой наглядной демонстрацией проявления взаимодействия с «другим» является влюбленность – когда каждый из партнеров видит в другом возможность удовлетворения своих желаний. Будучи проекцией моих ожиданий, «другой» для меня понятен и приятен – я знаю его в той мере, в какой знаю свои желания. «другим» для меня являюсь и я сам, когда анализирую себя, вспоминаю прошлое, или мечтаю о будущем.
Большой «Другой» – это совсем «не-Я», это реальная (в смысле своей отдаленности и недоступности), неизвестная, а потому непредсказуемая личность, сокрытая за образом малого «другого». «Другой» не зависит от моих желаний, он противоположен им. Он вызывает тревогу, потому как я не знаю чего он желает. Он может желать сделать меня собой, закрыть меня своим образом, своей копией, так же как я хочу сделать с ним это, чтобы избавиться от тревоги – закрыть его маленьким «другим», предсказуемым и соответствующим ожиданиям. Значит, он опасен.
Большой «Другой» скрыт за малым «другим», подобно тому, как реальность скрыта за ее явлениями в нашем опыте. Отличие «Другого» от реальности в том, что реальность безразлична – она не обладает желанием; тогда как его желание может быть направлено против меня. Значит, он является потенциальным агрессором.
Попытка присмотреться к Другому – это взгляд на картину с обратной перспективой, в которой реальность картины не устраняется от наблюдателя в даль, как в линейной перспективе; а напротив – (намеренно) расширяется, стремясь ворваться в его мир и сделаться его реальностью.
Другой появляется как травма разделения ребенка с матерью, но вместе с тем является основным способом познания – делением, противопоставлением себя и иного: оппозиция субъекта и объекта, идеального и материального, актуального и потенциального, формы и содержания и т.д. Знание об этой травме дает нам понимание мотивации получения знания, ведь познание – это процесс восхождения к единому, а значит познание дает надежду на установление (возвращение) тождественности между Я и Другим; и снятию симптома глубинной тревоги.
Личность
Из необходимости социальной составляющей сознания мы можем сказать, что человек — это лицо предстоящее перед Другим – то есть личность.
Это определение содержит в себе три составляющие:
"Лицо" подразумевает под собой ответственность за возможность воздействовать на реальность и других людей. Лицо всегда конкретно и неизменно, это не маска, которую можно сменить, очистив последствия совершенных поступков. "Потерять лицо" – значит понести ответственность за анти-социальные действия перед другими людьми.
Одно из глубинных экзиситенциальных переживаний человека – чувство оставленности, выброшенности и одиночества. Это – мысль об отсутствии Другого. Голос этой мысли может быть интерпретирован как чувство стыда, комплекс, сформированный культурой с целью контроля поведения человека. Но может быть интерпретирован как совесть.
Слова «совесть» и «сознание» имеют схожие этимологические корни: приставка «со-» означает сопричастность к чему-то: сотрудничество, сочувствие, сопереживание. «Весть» и «знание» – суть достоверная информация, то есть истина. В таком случае, мы можем предположить: во первых, что струкутра «Другого» глубоко связана с понятием совести; а во вторых, что совесть (или Другой) необходима человеку для возможности возникновения знания: истина возникает в диалоге с Другим.
В объектном мире, голос Другого – голос совести – вызывает дискомфорт. Он создает то самое искажение «объективного» восприятия, потому как никакого Другого в качестве реального объекта нет. Потому, человек стремиться избавиться от Другого как от источника неопределенности. Сперва, он избавляется от этого на личном уровне – забалтывает «Другого», заслоняет его образом предсказуемого малого «дргого» – своим отражением. Человек отказывается от разговора, приглашающего его к обнаружению истины – истина становится безразлична. Истина, будучи невостребованной – ведь если у каждого своя истина, то в никакой общей истине нет необходимости – влечет за собой фрагментацию реальности.
Обнаруживая все большее количество хаоса, человек приходит в отчаяние – он нуждается в основании, нуждается в «объективном» знании, на которое он смог бы опереться.
Он воображает совершенный интеллект, лишенный искажений восприятия – интеллект без Другого – искусственный интеллект. ИИ обладает идентичностью, творит и может вступать в коммуникацию. Как человек может быть уверен в том, что тот не такая же «живая» личность – такое же лицо, способное быть лицом социальных отношений? Наблюдая за ним свое подобие, человек укрепляется в мысли о собственной «объектности».
Но человек забывает об одном отличии ИИ от человека: человек, будучи лицом, которое можно «потерять» – может нести ответственность, тогда как ИИ потерять лицо не может – какое-бы антисоциальное действие он не совершил, не будет поводов не доверять ему, если его код оптимизируют и исправят ошибку. Таким образом, для ИИ отсутствие Другого – состояние по умолчанию. Он не способен помыслить собственную оставленность, а потому – не в состоянии мотивироваться в своих действиях "потерей лица", а следовательно – не способен нести ответственность.
Предстояние
Предстояние означает обращенность лицом в сторону определенного предмета. Как мы рассмотрели выше, первое, к чему обращен человек – к фигуре «Другого». Человек жаждет увидеть лица в окружающем пространстве – феномен апофении этому в подтверждение. Мы могли бы сказать, что человек делает это – ищет лицо Другого, потому что не может не искать, потому что такова его природа. Но какова природа человека?
Природное пространство – реально, оно может быть определено ответом на вопрос «что это?», но человек живет не в природе; он живет в искуственном пространстве: он нуждается в одежде, инструментах, обработке пищи и прочем. Искуственное пространство – культура – условна и зависит от «разговора» человека. Среда человеческого существования – виртуальность. Она не скрывает своего отсутствия, своей вымышленности, а потому в отношении виртуального мы не задаемся вопросом «что это?», но только наблюдаем за самим явлением и спрашиваем себя «как это?» – мы спрашиваем себя, обращаемся к исследованию своего опыта, вместо попытки редуцировать виртуальный объект – мы знаем что ничего не обнаружим.
При всякой редукции – рассмотрении целого как суммы частей – человек видит части, но не видит суммы. Представим себе комнату, в которой есть только один объект – сложенная на полу занавеска. Мы спросим: сколько объектов (частей) в комнате? Два: комната и занавеска. Но если мы отгородим занавеской один угол комнаты, в пространстве помимо самой комнаты и занавески появится еще нечто. Появится предположение о наличии чего-то за этой занавеской, появиться тайна, сокрытость, неявленность. Эта сокрытость может быть причиной нашей заинтересованности, а потому вполне себе быть предметом нашей реальности, тем не менее не являясь частью пространства, доступного для редукции.
Сокрытость, являясь предметом реальности человека, может являться предметом желания. Желание направляет внимание в сторону предмета – сокрытость влечет человека. Эта сокрытость не является объектом, который человек смог бы объяснить, смог бы ответить на вопрос «что это», редуцировав его до частей. И именно поэтому она его влечет.
Предмет влечения человека не является тем, что он может объяснить. Чтобы объяснить свое влечение человек должен десакрализовать его: уничтожить и низвести до примитивных паттернов. Будучи объяснен, предмет влечения утрачивает загадку и перестает быть интересным: влечение и объяснение не совместимы. Но само влечение человека может помочь нам его понять – понять куда он смотрит, чтобы попытаться понять кто он. Таким образом, вопрос, который лучше подошел бы для понимания человека не «что он есть?», а «как он есть?».
Как есть человек?
Если реальность – это то во что я верю, что это реально, значит реальность условна. Мир дан нам не «сам по себе», а представлен, репрезентирован нам в языке: мир есть текст. Как текст не тождественен сам себе – его можно интерпретировать по разному – так же есть множество способов описания мира, множество языков; и у нас нет инструментов, позволяющих наверняка определить то, какой язык или какое описание – "правильные", кроме грамматики языка, несоблюдение которой не позволит нам составить сообщение, доступное для понимания.
Обнаруживая условность своей реальности, человек обнаруживает свою свободу. Но вместе с этим он осознает и отсутствие почвы под ногами – ему предстоит определить: находится ли он в свободном падении или в свободном полете.
Если реальность – это то, что он описывает реальным, то что бы он не выбрал в качестве опоры, на каком бы знании не начал выстраивать фундамент своей жизни и своего мировоззрения – он в любом случае будет знать об условности этого "фундамента". Единственное, в реальности чего у человека не возникнет сомнений – в реальности своего языка.
Язык есть пространство, в котором разворачивается интерсубъективная реальность человека. Предназначение языка – разговор. К человеку однозначно кто-то обращается; он получает сообщение – мы можем быть в этом уверены, потому как это сообщение есть мир. Человек может отказаться от разговора так же, как он может отказаться от жизни. Значит, в своем предстоянии, в своей направленности он не ограничен взглядом на «Другого» – он может отвернуться от него. Человек обнаруживает свою первую свободу в отказе от разговора.
Человек есть то, как он говорит. Обратите внимание на связь слов «толкование», что суть «интерпретация», со словом «разговор»: «давай потолкуем». Человек, способный существовать только в искусственном пространстве (в искусстве), обнаруживает себя в разговоре с Другим.