Анонимные отношения с Богом
В современных духовных поисках, призванных быть свободными от влияния укоренившихся религий, люди часто обращаются ко Вселенной, используя ее как синоним Бога. Мы можем услышать призывы «довериться Вселенной», «проявить любовь к Вселенной», «почувствовать/осознать единство Вселенной» и прочее. Однако, в этом обращении совершается подмена, которая влечет за собой изменения в языке описания опыта.
Корни подобных воззрений можно обобщить под понятие «Пантеизм» – тождественности Бога и Вселенной. Придерживаясь подобного мировоззрения, человек испытывает некоторые сакральные чувства к видимому и познаваемому, но парадоксальным образом утрачивает возможность глубокого религиозного переживания.
Заметнее всего это становится при рассмотрении феномена жизни человека в современном мегаполисе. Признавая свою потребность в социуме, человек реализует эту потребность даже сверх меры: создает огромные города с численностью населения превосходящим население даже некоторых стран.
В таком мегаполисе, другие люди с одной стороны бесконечно близко: прогуливаясь между домами он может видеть зажжённый в окнах свет, какое-то движение и жизнь; и эта «жизнь других» так близко, что ее даже можно наблюдать; а с другой – от того что «других» так много и предмет их «жизни» совершенно неизвестен, «другие» становятся чем-то воображаемым.
Конечно, они воображаемы не так же, как статичные персонажи читаемых им книг, но как движущиеся картинки, настоящая жизнь которых предполагается, но не представляется им.
Он знает что окружен людьми, но не знает их; и по всей вероятности знает, что они не знают его. Он анонимен фактом своей общности незнакомцам. И эта анонимность дает ему чувство отчужденности и одиночества – сколь бы не были чисты его благие намерения к обезличенному «другому», потому как будучи именно обезличенными, будучи воображаемыми движущимися картинками – они не являются личностями, с которыми возможен откровенный диалог.
Конечно, он может прийти в супермаркет или просто выйти на прогулку в парк и встретить там самого «конкретного» человека – живого другого, с которым сможет заговорить. Но проблема выявится тогда, когда он поймет, что разговор их подобен разговору двух автоматов, выдающих заготовленные фразы. Попробуй он проявить волю к настоящему диалогу – издать вопль о своем глубоком одиночестве – он в лучшем случае будет не понят, а в худшем – признан нарушающим негласно принятое обществом правило анонимности и потому подвергнут изоляции.
Так, образ «абстрактного другого» закрепляется у него как единственно возможный, а от того переносится на образ Бога. Что может быть абстрактней понятия «все» или «вселенная» или «мир»? Анонимное и обезличенное отношение к ближнему переносится и к обезличенному отношению к Богу. И подобно формальному и функциональному общению с «абстрактным другим» в мегаполисе – по мере необходимости и в рамках сохранения обоюдной обезличенности; человек обращается к «чему-то сверхъестественному» так же формально и обезличенно.
Но как обезличенные отношения с другими переносят личную моральную ответственность перед ними на «механизмы»: о правонарушениях позаботиться полиция, о воспитании – школа, а о личных проблемах – психологи; так и при обезличенных отношениях с Богом, личная ответственность переносятся на «совершенные механизмы вселенной» – нужно лишь довериться вселенной и она сама приведет человека к Благу.
Пройдет немного времени, и привычка полагания на «совершенные механизмы Бога» избавит человека о необходимости напоминания о самом Боге. И действительно – если есть кассир как функция в супермаркете, то к чему кассир, как личность? Подобно функциональному отношению к мегаполису, в котором другие люди «как-бы» есть, но присутствие которых в его жизни не ощущается – так и функциональное отношения к «Богу-Вселенной» забывает о самой возможности наличия у него воли, и как следствие о возможности его любви к человеку.
В совершенном механизме не остается места несовершенному человеку. Он чувствует свою инаковость миру, свою обособленность от других, за неимением одного языка – и под языком тут понимается не национальный язык, а язык, гарантирующий тождественность в описании опыта, гарантирующий понимание друг с другом.
Лишившись восприятия Бога как личности, человек становится запертым в статичном механизме совершенства, чувствуя свою от него отчужденность и забвение о себе. Он думает о том, что Бог его забыл, потому как не представляет Бога тем, кто может иметь волю.
Если бы он имел волю, он бы не был миром. Ведь мир очевидно не имеет волю – он ограничен законом причинности и от того кажется нам не свободным. Но если Бог не мир, то что он? Ничто из мира – говорит апофатическое богословие.
Обнаружение этого божественного отсутствия способно вызвать тревожные переживания оставленности, но преодолев их и приняв этого невидимого, непознаваемого Бога как личность, имеющую волю; и волю направленную на человека; он способен первый раз в жизни почувствовать свою не-анонимность – через переживание своего подобия Богу – через схожесть с ним своей обособленностью от всего остального: человек обнаруживает что он ничто из мира (статья о самопознании), и обнаруживет Бога ничем из мира и не им самим – обнаруживает его абсолютно другим.
Но этот абсолютно другой, будучи обнаруженным как личность, способная его понять (ввиду их обоюдной обособленности) – становиться бесконечно близким. Так, отношения с миром меняются, потому как в этих отношениях начинает присутствовать молчаливый свидетель, перед которым появляется личная ответственность ввиду личных с ним отношений.
Так, механически формальный разговор сменяется настоящим живим диалогом, единственно в котором и возможно понимание. Потому как та самая обособленная от всего остального личность Бога начинает видеться в каждом ближнем: в кассирше из супермаркета; в бездомном, просящем милостыню и в случайном прохожем.
Но как отсутствие анонимности в обществе влечет за собой наличие личной ответственности в этом обществе, так и не-анонимное, личное отношение к Богу влечет за собой личную перед ним ответственность за «качество» этих отношений. Как и любой разговор, чтобы он был продуктивным – подразумевает волю к этому разговору и искренность, так и в общении человека с Богом.